* * *
Мефодий сидел на берегу Лёты, вытирая пот, струящийся со лба. Так активно тренироваться ему ещё не доводилось. Наставник сделал что-то со временем, так, что минуты казались Буслаеву часами. В результате получасовое занятие длилось для нового повелителя Хаоса больше суток.
Теперь Баюн, укоризненно посмотрев на запыхавшегося и выдохшегося подопечного, объявил перерыв в учёбе и исчез узнавать новости во внешний мир.
Дыхание постепенно успокаивалось, бурлящая магия тоже. К Мефу начала возвращаться способность думать.
“Интересно, как там Дафна?” — с грустью вспомнил он о светловолосой девушке. “Я чувствую, что она жива, но ведь ей так плохо... только бы ей удалось как-то спастись, сбежать от Волан-де-Морта! Смешно — я повелитель кучи разных сил, и не могу понять, как помочь одному-единственному человеку, которого действительно люблю”.
Вдалеке появилось несколько людей. За то короткое время, которое Буслаев провёл у устья Лёты, к реке приходило множество людей, поэтому повелитель Хаоса не особо удивился. Но эта компания отличалась от остальных умерших. Обычно люди, не забывшие ещё свою земную жизнь, плакали, просились обратно, пытались взобраться на скалы от воды забвения. Эти же шли к Харону с высоко поднятыми головами, будто исполнив долг.
Вслед за первыми потянулись и следующие. Теперь поступающие как бы разделились на два лагеря, старались не стоять рядом. Одна часть умерших были преисполнены какого-то внутренних достоинства и уверенности, будто они только и ждали увидеть мутноватую Лёту и лодку с Хароном. Другие же трусливо шарахались от всего, пытались сопротивляться, не садиться в лодку. Мефодий ухмыльнулся: глупо думать, что ты станешь тем самым первым, кто сломает порядок вещей, сложившийся за время существования цивилизации.
Таких картин у истоков Лёты можно было увидеть множество, но почему-то эта компания запала Буслаеву в душу. Он задумчиво проследил за скольжением лодки по зыбким волнам и проводил умерших взглядом до той точки, где человеческие глаза уже не могли различить деталей. Впрочем, Мефу показалось, что он заметил два силуэта — птиц-судей, определяющих, какого посмертного мира достоин человек.
— Есть в этом что-то удивительное, правда? — спросил голос Баюна за его спиной. Буслаеву удалось не вздрогнуть от неожиданности.
— В чём?
— Эти люди из Дахалова ущелья. Сейчас все, кто ещё способен бороться и наблюдать за борьбой остальных, говорят именно о них. Через лет пять-десять они станут одними из героев войны.
— Что они такого сделали?
— Шестьдесят студентов уединённой школы в Альпах отказались эвакуироваться экстренным порталом и остались на пути отряда из трёхсот Пожирателей Смерти. Они накрыли всю местность антиаппарационным куполом, заключив и себя, и захватчиков в ловушку. Попросили помощи духов гор... и у Пожирателей не осталось иного способа пройти через горы, кроме как через ущелье святого Дахала, закрытого обороной людей. С гор не спустился ни один, трое последних Пожирателей были слишком изранены.
Мефодий задумался. Он чувствовал, что недаром кот дал ему перерыв, — наверное, Баюн хотел, чтобы Буслаев увидел именно эту группу. И уж тем более недаром рассказал историю их смерти.
— То есть ополчение возможно? — он повернулся к Посланнику.
— Да, — спокойно ответил тот, водя хвостом из стороны в сторону.
— И есть ещё кому бороться?
— Разумеется.
— Тогда... почему ты не подтолкнёшь людей... на борьбу?
— Потому что это сделаешь ты, — отрезал кот.
— Но я же... — растерялся Мефодий. Он хотел сказать, что не умеет управлять остальными, но вспомнил о том, как легко настраивал класс против всех своих врагов. И как Зозо вздыхала, что её сын — явный лидер с сильной харизмой. И как в детстве при играх в войнушки ему всегда отводили роль полководца. Поэтому он закончил свою фразу совсем не так, как собирался: — У меня совсем нет опыта. Я не знаю, кто у нас есть в распоряжении. Вообще, я слабо себе представляю, что творится у лопухоидов — я кучу времени провёл взаперти.
— Не у нас, Повелитель, не у нас, а у тебя. Поднимутся очень и очень многие, если начнётся что-то действительно крупное. Сейчас порядка тридцати тысяч магов отсиживаются в своих норках, из них я помогу уговорить около десяти тысяч.
— Сколько?! — конечно, Мефодий понимал, что сейчас решается военная кампания вполне больших масштабов, но никакого воображения не хватало на то, чтобы представить себя во главе такой толпы.
— Это не “сколько”, а плевок в луже, — сурово заметил Баюн. — У Лорда сил гораздо больше. Начинать нам придётся с этими десятью тысячами, никуда не денемся. Но это не страшно, бывало соотношение сил и похуже. Морально готовься, что затем к тебе пойдут перебежчики. Тысяч по пять в день.
— Что?!? — простонал Буслаев.
— То. Среди них будут и шпионы Волан-де-Морта, и всякие аморальные личности, и лопухоиды, и стражи... каждому нужно будет своё место, своё назначение, да и своя проверка, в конце концов.
— А не получится как-нибудь изящно это всё решить... магией, — слабым голосом предположил Меф.
— Нет. Я бы рад, но ситуация зашла слишком далеко. Все увёртки и манёвры почти не сработают. Осталось только силовое решение вопроса.
— Почти? — ухватился за ключевое слово парень.
— Да, почти. Есть ещё такой фактор, как идеология. И прочие штуки типа эгрегоров. На толковую идеологию у нас не хватает времени, конечно, но что-то вроде СССР нам бы не помешало.
— Но это же как другая эпоха...
— А Империя Тьмы тебе ничего не напоминает? Оригинальная смесь из всех деспотических держав последних столетий. Единственное, чего не хватает, — это мораль, но Волан-де-Морт скоро и это решит, никуда не денется.
— Подожди, какая ещё мораль? — вконец запутался Мефодий.
— Идеология, Буслаев, идеология... то, что делается охотно, будет сделано качественнее и вернее, чем то, что делается из-под палки. Раз уж я приводил в пример СССР, то продолжу на его примере: служение вождю, социалистические идеалы, зазубривание с малых лет, какая правильная страна получилась, — не идеология ли? Ты мыслишь только в пределах себя и небольшого количества людей, которых знаешь, а нужно подняться над ситуацией, смотреть на неё в целом и одновременно в деталях. С такой зашоренностью ты далеко не пробьёшься, Повелитель.
— Хорошо, но я же не собираюсь строить новое государство. Это забота Волан-де-Морта. Мне нужно только свергнуть его строй и вернуть всё на свои места.
— Всё, парень, поезд ушёл. Уже не получится просто поломать построенное Лордом.
— Эта твоя Империя Тьмы существует с сегодняшнего утра, — разумно заметил ученик.
— Ну да. Вот только она настолько отлично вписывается в обстоятельства, что укрепится она самое большее за полгода.
— Но мы же столько ждать не будем!
— Погоди, ты ещё мало знаешь о Империи. В ней есть все стержни, которые заставят систему работать. Первое — иерархия. Очень чёткая и ясная, а главное, типично человеческая. Волан-де-Морт даст по шапке Чуме и Ваарху, они — ближнему кругу, ближний круг — подопечным, подопечные — своим шпионам и осведомителям, те — совсем уже простым людям, простые люди — лопухоидам и рабам. Второе — мотивация. Тоже очень хорошо работающая для людей. Не будешь работать — отбросишь ноги, тебя сомнут и затопчут. Хочешь есть — работай, хочешь жить — работай, хочешь властвовать — работай. И всё это щедро приправлено страхом. Третье — жестокость. Внутри каждого живут ростки тьмы. Поживёшь среди ежедневных убийств, изнасилований, тёмных ритуалов и атмосферы вечных донесений о каждом шаге, сначала будет жутковато, а потом и пообвыкнешься, всё станет нормальным и привычным. Четвёртое — стабильность. У Волан-де-Морта, глобально говоря, план-то не только на сегодня-завтра расчитан, а и на поколения вперёд. Уже через десять лет такой системы полностью изменится общее человеческое сознание: недовольные будут уже убиты, дети, выросшие в такой атмосфере, уже вырастут, все, кто в состоянии — привыкнут.
— Может, это всё и будет работать, но не сейчас. Сейчас пойдёт резкая волна отпора! — уверенно проговорил Мефодий.
— С чего ты взял? Ты думаешь, что те, кто сидит по деревням и катакомбам, действительно без пинка под зад коленом пойдут сражаться против всего мира? Или ты считаешь, что кто-то из Пожирателей откажется от сытой довольной жизни с полной свободой? Или, может быть, Волан-де-Морт, разработав такую грамотную систему, забыл о своих верных слугах?
— А вот пинок под зад коленом мы и собираемся обеспечивать, — решительно заявил Буслаев.
— Жду подробностей.
— Ну-у-у... разыскать этих прячущихся, сказать им... — Меф и сам чувствовал, что этого мало.
— Лучше сразу купить ткани на белый флаг и тапочки, — кот демонстративно начертил хвостом в воздухе восьмёрку. — Сочини что-нибудь рабочее.
Повелитель Хаоса задумался о монологе, прочтённом наставником. Получалось, что нужны мотивация и чёткая иерархия. Просто освобождение от Волан-де-Морта — это слишком малый мотив, нужна и замена его системы на другую. Как справедливо разграничить людей на признаки — у этого больше прав, а у этого меньше, — Меф тоже не придумал.
— Я не знаю. Нельзя действовать так же, как и Волан-де-Морт, я имею в виду так напористо... — неуверенно, точно пробуя свои мысли на вес, начал Буслаев. — Хотя бы потому, что многие знают меня, как Повелителя Мрака. Скорее всего, мои действия будут восприняты, как будто я хочу перетянуть власть на себя, а не как борьба против Тёмного Лорда.
— Логично, — согласился кот. — И что вытекает из этого?
— Идеология? — нерешительно спросил Буслаев. — Я прав? Люди должны идти по своему собственному желанию. Но как это провернуть на практике...
— Обычно в истории брался козёл отпущения, назывался героем, дальше дело было за техникой. Героев должно быть в меру много и в меру мало. Они должны вдохновлять остальных на подвиги и истекать скромностью.
— Дахалово ущелье?.. — сразу понял Мефодий.
— Отличный пример. Стоило кому-то начать бузить, как о них услышал весь мир. Но, к сожалению, все шестьдесят человек мертвы, поэтому вдохновлять собственноручно они никого не смогут, но вот служить козлами отпущения — вполне.
— А эти... Тибидохсовцы... они вроде отбились от Лорда, — предположил парень.
— И утопали в другой мир, — закончил за него кот. — Они могли бы стать вдохновителями, да... но только при очень большом желании. Лучше прибереги их для битв. В армии тоже должны быть энтузиасты, которые действуют не сверху, а внутри.
— Гарри Поттер? Ведь в Англии он считается тем, кому предначертано остановить Тёмного Лорда.
— И не голословно считается, между прочим. Существует вполне ясное пророчество по этому поводу. Одно плохо — он не лидер, не вождь. Опять-таки, он действует только во время сражения. В мирное время чесать языком ему трудно. Поттер может стать автором идеи, но исполнять её должен кто-то другой.
— Дамблдор. Сарданапал.
— Альбус ещё куда ни шло, Сарданапал — нет. Дамблдор сидит в верхушке Проклятых. Оставь ему роль стороннего наблюдателя, который вмешается в нужный момент. Что касается академика, то он не фюрер вовсе. Как предворитель он хорош только в штатных ситуациях.
— Проклятые.
— Если ты их уговоришь, я утоплюсь в этой вот речке. У них свои собственные интересы, которые при удачном стечении обстоятельств совпадут с нашими. Будет нам приятный сюрприз.
— Таня Гроттер? — Мефодий вспомнил ту рыжую девчонку в кафе.
— Умеет, если надо, красиво врать. При должном освещении сойдёт за героиню. Если правильно сделать акценты, конечно. Но внутренне она стремится к покою, чтобы никто не трогал, поэтому я бы за эту личность не брался. Слишком трудно предсказать.
— Так что же, взять обычного человека и объявить символом борьбы? Ведь не пойдут. Нужна давно проработанная легенда, — возразил Меф. — В принципе, Поттер и Гроттер вместе справятся. Они дополняют друг друга.
Кот задумался, переступил с лапы на лапу.
— Я поговорю с Проклятыми. В конце концов, эта структура уже долгое время являлась одной из самых мощных сил в мирах, почти наравне со стражами, только более законспирированная. Что-нибудь да решим. Пока же — хватит тебе бездельничать, следующее задание...
Перо поставило кляксу и неуклюже перешло на следующую строку. Жанна, которая давно уже опустилась на корточки и положила голову на плечо Гарри, открыла один глаз.
— Какая страница?
— Шестнадцатая, — зевнула Таня. — Что будем делать, когда закончится тетрадка?
— Ой, оно уже в Магфорде, — Гарри на глаза попались несколько строчек. — Наверное, осталось немного. О, вот и матч пошёл...
— Оно там действительно выбирает то, что нужно, или строчит всё подряд? — поинтересовалась Аббатикова. — Представляю, какой детективчик выйдет! Закачаешься!
— Комедия, — буркнула Гроттер, наблюдая за тем, как перо своим кончиком сушит и переворачивает страницу. — Семнадцатая пошла... Я так подозреваю, что на Теорию Стихийной Магии мы крупно рискуем не попасть.
— Да ладно тебе, будто последний урок в жизни, — отмахнулась Жанна. — Зато в ближайшее время у нас учёбы не будет вообще. Нам бы такие порядки — когда захотелось директору, тогда и каникулы.
— Если бы в Тибидохсе были такие порядки, то каникул не было бы вовсе, — заявил с философским видом Поттер. — Так что радуйтесь лучше. Восемнадцатая... блин, давайте чем-нибудь займёмся, раз уж мы прикованы к этому столу!
— Настройку сорвёшь, оно нам напишет что-нибудь капитально не то, — отказала Таня. — Разбудите меня, когда закончится тетрадка... — она опять зевнула и прислонилась к плечу Гарри. Парень, окружённый двумя почти спящими девчонками, только грустно вздохнул. Он уже понял, кому придётся дежурить у пера.
*По многочисленным заявкам Авторздрав предупреждает: в ближайшем куске повествование ведётся от лица Эллы*.
Я уныло прекратила возить пером по бумаге и попыталась прочесть свой последний абзац, в котором подозрительно долго не появлялась такая нужная вещь, как точка:
“Волхвование (ворожба) не даёт возможности превозмочь мощь огненной магии (саламандры), однако предметом гадания может стать борьба меж двумя началами (огонь-вода) и, тем не менее, друидство не является ростком земляной магии и слабее, но в некоторых случаях волхв может стать жрецом и быть местами сильнее, кит, море, дань, жертвоприношения, лёд, вода, солнце, песок, здесь стоит упомянуть истоки стихийных магий и жизненные постулаты экспансивного характера в действии, и если стихии строятся на силе духа, то ворожба идёт от земного тела”.
Гениально. Нет, со мной и раньше случалось заснуть в стиле лошади — с открытыми глазами и едва ли не стоя, но обычно я хотя бы примерно понимаю, что я пишу!
Я покачала головой, решила, что даже и не стоит пытаться конспектировать малопонятную лекцию, и принялась разглядывать остальных. В аудитории сидел весь поток, поэтому моё бездельничанье могло остаться незамеченным. Близорукий старичок лет восьмидесяти вряд ли вообще хоть раз поднимал глаза со своих записей лекций на ряды. Я очень удивлюсь, если он даже один раз смотрел в список студентов, не говоря уже о том, что неплохо бы нас знать в лицо. Одно было плохо в этом предмете: в конце учебного года по Теории Стихийной Магии сдавался экзамен. К нему-то у нас привили почти священный трепет.
Видимо, энтузиазм иссяк не у одной меня — очень многие бросили конспект и разлекались кто во что горазд. Ёльс что-то считал, его листик был испещрён вычислениями. Мелка задумчиво царапала лак на ногте. Сен, конечно же, строчил, как заведённый.
В ряду впереди нас сидели Тибидохсовцы. У нескольких были самопишущие перья, что вызвало во мне острую зависть. Не знаю, как там у них, но у нас таковые стоят заоблачные суммы. Знакомых ребят среди этой компании я не нашла, хотя имена припомнить смогла. Кажется, Невилл со Шторма, Бульонов и Финниган с Вьюги и Вера Попугаева с Грома. Ба, какая во мне таится хорошая память!
Ещё дальше были несколько человек со Шторма, потом опять сидели Тибидохсовцы. Там знакомых было больше — рыжую шевелюру Рона я заметила сразу же, рядом с ним я обнаружила Дина, Семь-Пень-Дыра и... Демьяна Горьянова.
Погодите, я кто, справочная? Собственная осведомлённость в именах начала пугать. Я перевела взгляд на следующих новеньких, и голове послушно всплыло: Парвати, Гуня, Шурасик. Зажмурившись, я потрясла головой. Результат не изменился: за вторым столом сидели Драко, Блейз и Рита.
Я напрягла соображаловку и до меня дошло: наверное, это как-то связано с тем эпизодом на Практике по Боевой Магии. Когда Таня стёрла нам память.
Внезапно мне захотелось вспомнить, что же случилось на том уроке, и перестать мучиться неизвестностью. Я приняла решение — сегодня же иду к Тане и выпытываю всё!
В ответ моим радикальным мыслям триумфально зазвенел звонок.
Эпопея, написанная пером, чудом уложилась в тоненькую 24-листовую тетрадку в клеточку. На последней странице лишь две строчки остались незаполненными.
— Подъём! — ликующе завопил Гарри. — Чур, я первый читаю!
— Да пожалуйста, — зевнула Жанна. — Тань, у тебя есть настроение идти на Стихийную Магию?
— Если честно, — Гроттер поудобнее уселась в кресло, — то что-то нет. Но...
— Отлично, тогда мы идём гулять! — провозгласила Аббатикова и принялась стаскивать подругу с кресла. Гарри недовольно оторвался от первой страницы тетрадки и понял, что от гуляния отвертеться не получится. Поезд тронулся с вокзала.
— Сдаюсь, сдаюсь! — пришла к тому же выводу, что и Гарри, Таня. — Дай одеться, на улице опять снег пошёл...
Через несколько минут компания снова была в сборе и стояла у выхода из корпуса. Выходить под сильный снегопад очень не хотелось.
Снег валил так густо, что на расстоянии десяти метров начиналась белая мгла. Порывы ледяного ветра почти сбивали с ног. Мороз обжигал щёки.
— Что-то я мало надела... — задрожала Жанна. Таня хмыкнула: на Аббатиковой были джинсы, коротенькая курточка с капюшоном и полусапожки. Ни шапки, ни шарфа, ни тем более перчаток. — И не надо улыбок! — отрезала она. — Мы всё равно идём дальше!
Гроттер запахнула свой утеплённый плащ поплотнее и первой устремилась в снежную пургу. За ней из дверей корпуса выскочила Аббатикова, следом, бурча, брёл Гарри. Парень был недоволен, что его нагло и бесцеремонно оторвали от чтения.
Несколько минут троица шла в направлении Главного корпуса в полном молчании. Потом Жанна предложила вылепить снеговика, но было слишком холодно и снег рассыпaлся. Тогда Аббатикова опрокинула Гарри одной левой в сугроб и принялась «лепить» снеговика подручными средствами — посыпать Поттера снегом.
Веселье было в самом разгаре («снеговик» как раз предпринимал дежурную попытку бегства), когда в пределах видимости появилась высокая фигура и прокашлялась. Таня толкнула Жанну, чтобы она утихомирилась, Жанна подняла и оттряхнула Гарри.
Мужчина прокашлялся ещё раз и подошёл поближе. Отбросил заметенные снегом тёмные волосы с лица, и компания узнала одного из Проклятых — Волка. Вид у него был такой мрачный, что улыбки как-то сразу погасли.
— Сегодня в полночь, — вместо приветствия сообщил он.
— Что? — сипло спросила Жанна.
— Сегодня в полночь обряд посвящения Шарая. Завтра — Рауны.
В груди у Тани что-то оборвалось. “Ведь я же этого хотела...” — потерянно думала она. “Так почему же...”.
— Почему именно сейчас? — первой пришла в себя Аббатикова, невольно прижимаясь к Гарри.
— Воинов не хватает, — пояснил Волк. — А следующие только родятся через год. Один вопрос. Вам обоим исполнилось пятнадцать?
— Да, — кивнула Таня, не понимая, откуда взялось желание завопить: «Нет! Нет! Нет мне пятнадцати!».
— Мне шестнадцать, — Гарри сжал ладонь Жанны.
— Тогда по возрасту вы пройдёте, — кивнул Проклятый. — Что ж... жду тебя, Шарай, сегодня здесь же в одиннадцать вечера. С собой ничего не бери.
— Да... — растерянно мигнул тот. — Я приду.
— Ты серебряный, с тобой проблем не будет. Вот Рауна... — Волк проницательно посмотрел на Гроттер. Тане показалось, будто он считывает всё — и это внезапное сомнение тоже.
“Неужели я сдамся просто так?” — подумала она и сама испугалась своих мыслей. Что значит — сдамся? Ведь и правда, она же сама стремилась стать Проклятой, освободиться от чувств и мыслей? Что изменилось за эти считанные дни?
Девушка зажмурилась. Казалось, теперь что-то держало её в человеческом мире, заставляя безразличие к жизни и самой себе отступить. Держало крепко и надёжно. Что это было — пока Таня не понимала. Знала только, что добровольно отдавать такое чувство она не может.
— Надеюсь, ты тоже явишься, — наклонил голову Волк, и его глаза опасно блеснули.
Таниного мужества едва хватило на еле слышное «да...».
Гарри поднял голову, позволяя колючему снегу бить по лицу. И раньше у Поттера не было привычки совершать поступки, совсем уж не обдумав, но на этот раз интуиция била тревогу во все колокола. Было что-то напрягающее в ордене Проклятых. “Они действительно не люди. Они подчиняются чему-то абсолютно иному... хочу ли я стать таким же?” — беспомощно размышлял он.
— Значит, договорились. До встречи, Шарай, — Волк круто развернулся и исчез в снегопаде.
Воцарилось молчание.
— Вас можно поздравить, да? — со слезами в голосе спросила Жанна.
— Я бы так не сказал, — угрюмо мотнул головой Гарри. — Вот Таня, наверное, рада.
Гроттер взволнованно дёрнулась:
— Вы что... не понимаете? Гарри, разве ты... как, как вы ничего не понимаете?! — она задыхалась. — Ты же прекрасно знаешь благодаря связи отражений все мои чувства!
— Если ты помнишь, то именно ты настояла на том, чтобы поставить между нами стену защиты, — криво усмехнулся Поттер.
— Но я... а впрочем, что вам объяснять, — что-то сжало Тане горло, и она, оттолкнув с дороги недоумевающих друзей, унеслась в сторону корпуса.
В комнате было темно, холодно и сиротливо. Стопка книг из библиотеки валялась на кровати, чёрное перо и чернильница, которые ещё час назад строчили под волей заклинания, лежали на столе. Камень из горла никуда не девался.
Танина душа разрывалась. Сейчас она чувствовала себя настолько одиноко, что хотелось выть на луну. Глухая тоска и безысходность переполняли её, вновь и вновь поднимаясь внутри. Пути назад нет: завтра она станет Проклятой.
Почему, почему так бывает — на протяжении долгих дней стремиться к чему-либо и затем, когда цель приближается вплотную, погаснуть, словно свеча на ветру?! Что случилось, куда делась страсть, заставлявшая желать этой ненужной теперь цели?..
Ещё два месяца назад Тане было плохо. Расставание с Валялкиным оказалось ей не по силам. Но... “почему я тогда сразу для себя решила, что должна отказаться от чувств, стать бездушной?!?” — с кристальной ясностью осознала девушка.
Она опустилась на колени возле неразобранного чемодана. Из отделения с одеждой выглядывал краешек чёрной с бордовым отливом ткани. Внезапно Гроттер захотелось сжечь этот плащ и забыть о Проклятых, как о страшном сне.
А в одном из карманов лежала диадема — золотой венок с россыпью гиацинтов. И его так просто не сожжёшь...
Камень в горле лишил доступа воздуха, но Тане удалось не зарыдать. Вместо этого она оттолкнула сумку подальше, рывком встала, пересекла комнату и прижалась лбом к окну. Сейчас направление ветра было не в ту же сторону, что и утром, поэтому налипшего снега на стекле не было.
Долго, очень долго она неподвижно следила за обильным снегопадом. А потом из-за деревьев показались две фигуры. Друзья. Гарри, Жанна. О чём-то говорят, идут в обнимку, под ноги даже и не смотрят — только друг другу в глаза... Заплаканные карие у Аббатиковой, и растерянные зелёные у Поттера...
Таня внезапно почувствовала, насколько она одна в комнате. Как холодно у окна. Как много места здесь для одного-единственного человека, заблудившегося в себе...
Она отвернулась от парочки и бросилась к столу, к книгам. Принялась читать, но отвлечься было невозможно. Строчки плыли, рассыпались... Таня даже не поняла, о чём она читает.
С трудом сдерживая плач, ученица Тибидохса опустилась на кровать. В голову сразу пришла другая сцена, из прошлого: как, не разбирая дороги, Таня брела прочь от Ваньки и Лизы в Заповедной роще, дошла до замка, — спотыкаясь, не видя препятствий, — чудом не перепутала дороги к своей комнате и точно так же упала на постель...
И Туман Вины...
«Ты не должна была жить»...
Как было бы проще, если бы она и не жила!
А может... ведь так заманчиво уйти, оставив Проклятых, Волан-де-Морта, друзей, которые тебя не понимают, одиночество, — оставив всё!
Таня чувствовала этот предел, до которого ещё длится “не знаю, как, но я это переживу”, и за которым начинается “я не могу этого перенести”. Грань была слишком тонка, чтобы находиться на ней. Шаг влево, шаг вправо. По одну сторону — отчаяние и безысходность, по другую — железная воля к жизни: справлюсь, одолею, сумею.
Как жить дальше? Как?!
К середине часа, выделенного на отдых, Мефодий наконец закрыл глаза, усыплённый мерным течением воды внизу. Баюн хитро посматривал на будущего властелина Хаоса. Каждого нового повелителя однажды приводили сюда для сна: первое сновидение у берегов Лёты — всегда вещее.
Разумеется, в планы Посланника не входило будить Буслаева по крайней мере в ближайшие пять часов. И так парень был выжат, как лимон, до последнего. Арей, конечно, отлично воспитывал своих учеников, но даже мечнику не приходил в голову такой садизм в чистом виде.
Тем бoльшим было удивление кота, когда ровно с последней песчинкой часов (песка там было насыпано только на один час) Мефодий резко открыл глаза и уверенно поднялся.
— У меня есть план, — твёрдо произнёс он.
*Элла*
Исполненная решимости, я отправилась к Южному корпусу. Обожаемая группа, услышав моё неопределённое “Ну, я пойду... погуляю...”, только покрутила пальцем у виска. Фортуна пыталась навязаться вместе со мной, но её уговорили поиграть в квант.
Почему на такое заурядное желание, как пойти гулять, была такая странная реакция, я поняла только выйдя на улицу. Снег валил не переставая. Все дороги, дорожки, тропинки и проходы оказались заметены напрочь. Солнце, если оно и было, скрывалось за тучами, не пропускавшими ни единого лучика. В качестве бонуса можно добавить, что директор, видимо, опять принялся сотрудничать с Магэлектротрансом, поэтому фонари уже не горели.
Всё это не погасило моего энтузиазма. Ни нулевая видимость, ни непроходимые сугробы не остановили меня! Поэтому, спустя полчасика, я таки добралась до Южного корпуса. О том, что в нормальных условиях даже пупричка, старая дряхлая старушка, добирается за десять минут, я и не упоминаю. (Для тех, кто не в курсе, ПУПР — Практика Устной и Письменной Речи. Почему и зачем она поставлена у первых курсов, останется тайной в веках, потому что все как были малограмотными, так малограмотными и остаются).
Вышагнув из портала четвёртого этажа, я услышала чей-то крик. Кричала девочка. Затем к ней присоединился ещё один вопль. Потом в нужном мне конце коридора началась беготня и суматоха. Несколько ребят (Рита, Рон, Симус и Дин, машинально отметила я) бегом пронеслись по коридору и, невежливо оттолкнув меня, прыгнули в портал. Похоже, у новеньких что-то произошло.
Я растерянно прислонилась к стене, глядя издалека за происходящим. Кто-то кричал “Позовите Ягге же наконец!”, кто-то бегал из комнаты в комнату, передавая какие-то предметы. Я прищурилась и опознала склянки с зельями и бинты.
“Ягге — это, кажется, целительница их скормедпома...” — припомнила я. “Наверное, кому-то плохо... похоже, я, как всегда, выбрала неудачный момент”.
Конечно, моё любопытство не позволило мне уйти так просто. Я выбрала себе небольшую нишу, где по замыслу архитектора должен был функционировать небольшой фонтан, но, как и всегда, на замысел денег не хватило, и устроилась наблюдать.
*Какая я сегодня добрая! Решила вот вам везде подсказывать... конец мыслей Эллы*
Баюн с изумлением глянул на Буслаева. На практике Посланника, конечно, случались моменты, когда нового Властелина приходилось воспитывать в кризисной ситуации. Но обычно ничего толкового из этого не выходило. Не может человеческое тело меньше чем за лет пять упорных тренировок вместить огромную силу Повелителя Хаоса. Например, взять ту же Чуму-дель-Торт... Баюну тогда пришлось одновременно служить в Сибири одному из стражей мрака и формировать дар Чумы. И ошибок в её обучении Посланник не мог простить себе до сих пор.
Тибидохс опасался брать такую сильную тёмную ведьму. Вспыльчивая и агрессивная, девушка могла разнести половину замка из-за любой мелочи. Вдобавок, обыкновенные маги того времени не совсем понимали сути её магии, мыслили штампами: уж если тёмный, так дорога тебе только на злые дела. И воспитания иного тебе даже не предлагается. А если светлый — значит, тебе полагается куча обетов (конечно же, совершенно необременительных), и бороться тебе надо за Честь и Правду (и только попробуй написать эти слова с маленькой буквы). После того, как стремительно развивающийся дар Чумы сначала отобрал магию у двух третей кочевых магов на нынешних славянских территориях, а потом разнёс небольшой город так, что не осталось даже каменной крошки от зданий, только пепел, маги полностью отказались от ведьмы и дали адрес ближайшей резиденции стражей мрака. Тут Посланник наконец понял, что пора вмешаться, забрал Чуму учебную часть и попытался справиться с обучением будущей Повелительницы. Было слишком поздно: тьма взяла верх в силах девушки. Никакие многочасовые тренировки не выбивали этого.
Самым странным было то, что Чума словно сама не замечала, как приближалась к мраку. Силу у магов отняла, чтобы проверить, может она такое или нет. Город она разнесла, потому что он ей не понравился. В ответ на «Разве этим люди заслужили смерть?» Чума отзывалась: «Когда тебе мешает спать зуд комара, почему бы его и не прихлопнуть?».
Человеческие жизни были для неё не ценнее комариных, лучшего сравнения и не найти. Сила настолько вскружила Чуме голову, что себя человеком она уже не воспринимала. На досуге, когда Посланник отлучался в Сибирь, она продолжала “тренироваться”. Единственного друга, тоже сильного мага, который ей верил, девушка предала — вручила буквально с рук на руки тварям Тартара. Захотелось доказать учителю, что человек ничтожен, что воля людей — химера. Выпила силы Круга Некромагов, который хоть как-то ещё сдерживал силы потустороннего мира... в общем, постаралась ученица на славу.
Посланнику не оставалось ничего иного, как признать Чуму сошедшей с ума и заточить за Жуткие Ворота в Тибидохсе. Следующие сотни лет никого, обладающего достаточными силами Хаоса, не рождалось. И вот теперь перед Баюном находится человек, который по потенциалу даже сильнее Чумы...
Кот с трудом сдержал вздох облегчения. Может быть, с толковым Повелителем удастся даже не только убрать с арены Волан-де-Морта, но и возродить силы Хаоса, столь многочисленные в прошлые эпохи.
— Я надеюсь, твой план будет вмещать меньше элементов фантастики, чем то, что мне предлагалось на уроке.
— Он мне... приснился, — признался Мефодий. Кот с трудом удержался, чтобы не подпрыгнуть с торжествующим мяуканьем. Первый сон у Лёты, как уже говорилось, всегда вещий, по крайней мере у Повелителей Хаоса.
— Ну, говори, — скучающе обмахнулся хвостом Посланник, следя за выражением собственной морды. Гораздо действеннее, когда ученик выбивается из сил, стараясь добиться внимания (даже не интереса, а внимания!) учителя, чем если всё даётся даром.
— Начну по порядку. Мне нужно попасть в Дахалово ущелье, где сражались эти студенты, и найти семена любых малораспространённых ярко-красных цветов. В той местности эти цветы должны не расти вообще...
Медленно, друг за другом, они продвигались дальше по тёмному коридору. Шаг. Ещё. И ещё. И ещё... сколько осталось идти? Есть ли вообще выход из Дубодама?
Временами Падме казалось, что она сходит с ума. Голова кружилась просто невозможно, так, что Патил приходилось держаться за стену. Казалось, глаза ослепли и уже никогда не увидят солнечного света. Девушку бросало то в жар, то в холод, иногда начинало чудиться, будто под ногами мягкий песок.
— Остановка, — приказал идущий впереди Бейбарсов и рывком упал на пол. Падма отметила, что и звуки как-то смазываются, проходят мимо сознания. Валялкин пробурчал что-то себе под нос и со стоном повалился вниз. Следом за ним опустились Дафна и Лиза. Последними сели Жикин и сама Патил.
— Нет, Падма, тебе нельзя отдыхать. Мне нужно с тобой поговорить, — произнёс Глеб. Падма заметила, что в кромешной темноте его глаза зловеще блестят. — На мне висит Момент гения. Я не могу идти дальше. Остальных поведёшь ты.
— Но...
— Это не просьба, это приказ.
— Мы тебя не бросим, — собравшись с силами, сказала Падма. — Хотя бы потому, что идти уже не может никто. Либо ползём шаг за шагом вместе, или гниём здесь.
— Я не Дафна, меня на плечо не закинешь. Максимум через четверть часа я, скорее всего, потеряю сознание.
— Это можно как-то отменить? — включилась в разговор слабым голосом страж света.
— Уже нет.
— Как я понимаю, на любую магию ты расходуешь в десяток раз больше силы? В этом суть заклятия? На тебе висят какие-нибудь стационарные заклинания?
— Я всё отменял... кажется.
— Глеб, подумай внимательно, — серьёзно продолжала Дафна. — Даже чепуховое бреющее или стирательное может отнять сейчас лишние полчаса.
— Отменил их ещё в самом начале.
— Восполняющее силы.
— Убрал. На мне сейчас ничего, кроме блокировки от Лены Свеколт, не висит, я проверил.
— Может быть... — начала Даф.
— Нет.
— Я могу дать тебе немного магии? — робко спросила Падма.
— Нет.
— Ты выживешь? — обеспокоенно приподнялась Патил.
Темнота поглотила её вопрос. Казалось, сами стены ловили слова Падмы, отражая: “выживешь? выживешь? выживешь?”. Каждый вздрогнул от липкого чувства страха, ощущая, как сердце ухнуло в пятки и в панике заметалась душа.
— Нет, — всё тем же твёрдым тоном ответил Глеб.
— Ты некромаг! Ты не можешь умереть! Ведь ты сильнее нас! Ты не передал свой дар! Ты не можешь, не можешь, не можешь умереть! — закричала не своим голосом Падма. Бейбарсов в ответ только прикрыл глаза:
— Потише, пожалуйста.
— Ты выдержишь! Тебе есть ради чего жить! — Патил судорожно дёрнулась. — Как так может быть?! Ты мог уйти с второклассниками из ловушки Ваарха, мог оставить нас в камерах!
— Напряги воображение и представь себе, — устало отозвался Глеб. — Может быть, ещё и как.
— Я тебя вытащу, — упрямо сощурилась Падма. Будто и забыла, что сама не в силах идти. — Ты молодой, ты справишься.
— Не заставляй меня приводить здесь статистику. Было бы ужасно скучно при побеге из Дубодама пытаться припомнить, сколько человек вообще доживало до стольких часов под Моментом Гения.
— У тебя есть ещё дар Димки Катастрофова.
— Уже закончился. Моих сил осталось всего ничего. Будь добра, дай отдохнуть, не шуми.
Падма устало прижалась к стене. Вести остальных? Но как? Да ещё и не бросить здесь Глеба... В Патил нет этой целеустремлённости, нет и силы, которыми можно заставить идти теряющих сознание Лизу, Ваньку, Жору и Дафну. Её попросту не будут слушать...
Она опустила голову на колени и выключилась. Дальнейшего для Падмы даже не существовало.
Таня вновь была у окна, хотя смотреть в тёмной метели было не на что. Впрочем, разве нужны ей сейчас зрелища?
Одиночество — это не самое жуткое ощущение, которое Грозная Русская Гротти когда-либо испытывала. По части опыта в экстриме трудно было придумать, кто ещё столько раз находился на волоске от смерти. В общении с людьми ей тоже многое пришлось повидать: и полную искренности дружбу, и чистую любовь, и кипящую ненависть, и жгучую зависть, и безнадёжную боль. Обычно от любой неприятности Таню спасали железная выдержка и простое рассуждение: “Жизнь полосатая. Когда-нибудь закончится и это”.
Но сейчас Гроттер твёрдо понимала, что человеческой жизни у неё больше не будет никогда. В следующую полночь у Тани заберут все чувства, все эмоции, может быть, даже часть воспоминаний, которые могли бы подтолкнуть девушку к возвращению. И непонимание друзей только подстёгивало отчаяние.
“Как я могла хотеть лишиться души?!” — в очередной раз захотелось кричать Тане. — “Через месяц мне исполнится только шестнадцать лет, я ещё даже не жила! Я хочу жить! Я хочу любить, сражаться, делать ошибки, страдать, набивать шишки, оступаться и вновь вставать! Лучше смерть, чем жизнь без эмоций и смысла!”.
А снег всё валил и валил, серой стеной, скрывая за собой тёмные тучи и стальное тяжёлое небо. В окнах других корпусов мигали разноцветные огоньки — ученики праздновали начало каникул и наступающий Новый год. Там было весело и, наверное, уютно. “Ещё бы им, благополучным, не радоваться”, — зло подумала Таня. “Их суть завтра никто не разрушит, за ними не охотится Волан-де-Морт, они не воевали и о друзьях не плакали”.
Кто-то забарабанил Гроттер в дверь. Девушка даже и не подумала открыть — никому до неё дела нет, а кому какая-нибудь чепуха нужна, и без Тани обойдётся. Стучали навязчиво, но, решив, что в комнате никого нет, ушли.
Вновь нахлынули одиночество и пустота. Таня смотрела на падающий снег, видя не его, а совсем другие картины.
Перо послушно скользит под взглядом...
“Мой путь есть только один. Я просмотрела одну книгу о Проклятых. Люди без эмоций, с огромной силой, ведающие Провидением. Имеют гигантский разум и потрясающую память. Вот. Именно так я и могу двигаться дальше — других вариантов нет... избавлюсь от слабостей. А первой моей слабостью в жизни тоже был дневник, куда выливались все слёзы от смешных детских обид. Как я скучаю по временам, когда главной проблемой было то, что тётя Нинель обозвала меня дочерью воровки-нищенки и преступника!
Нет. Хватит дневников, хватит слёз о несбываемом. Это конец. Человека по имени Таня Гроттер больше нет. Я стану Проклятой. Я — Рауна”.
— Человека по имени Таня Гроттер больше нет... — повторила Таня, чувствуя ком в горле. — МЕНЯ нет!..
— Pang&Prodigy&Pain! — девушка направила кольцо на Снейпа. Несколько секунд ничего не происходило, даже искры не появлялись; зельевар уже начал в открытую ехидно улыбаться, но затем...
Это было как толчок в грудь. У Тани было чувство, будто упала некая стена внутри неё — и мир изменился. Повеял холодный ветерок, и, как подсказывала интуиция, он вовсе не был зимним сквозняком. Один за другим с шипением погасли факелы; класс оказался в кромешной темноте. Раздался голос Снейпа, — тот нервно пробормотал заклинание ночного зрения. Все поспешно последовали его примеру, так как никто не имел понятия, что может произойти сейчас и ЧТО может скрываться в мраке.
Пространство между Таней и Снейпом стремительно сгущалось, туманилось, мерцало.
“Сейчас...” — предчувствие охватило Гроттер, но она уже ничего не могла сделать. Стремительно уплотняясь, облако поплыло к Снейпу. Тот лишь успел пробормотать «нет... НЕ-Е-Е...», как ЭТО поглотило его...
Звенящая тишина, вновь загораются факелы, ощущение всевластья медленно уходит на спад. Таня, как завороженная, смотрела на ужасную картину — зельевар лежал на каменном полу, его лицо было сине-белым; на лице Снейпа отразилась его последняя эмоция — страх...
— Ты... ты его убила? — тот же страх, страх за себя, страх смерти, звучал и в голосе Жанны.
Вместо ответа Таня наклонилась к шее ненавистного алхимика и облегчением почувствовала пульс. Да, слабый, прерывистый, редкий, но человек был жив!
— Кто-нибудь, быстро за Ягге! Я к Сарданапалу!
Ей подчинялись, пряча глаза. Сейчас ей показалось, что этот животный страх будет преследовать её всю жизнь, и всегда от неё будут вот так прятать глаза...
“Это всё Проклятые! Их вина! Я едва не стала убийцей своего учителя!” — с ужасом думала Таня. И одновременно понимала: скорее всего, убивать ей придётся, и наверняка без разбора. Её посвящают в Проклятые с одной-единственной целью: сделать оружием, хладнокровным, лишённым эмоций, расчётливым. От этого рока не уйти, но, Боже, как же трудно смириться!
Прoклятая. Отличная судьба, не правда ли? Проклятая миром, людьми, самой собой. Интересно, каково это будет? Ей оставят хоть что-то человеческое?
“О, разумеется, оставят”, — едва не рассмеялась сама себе Таня. “Боль, ненависть и тоску. Замечательный набор вполне человеческих качеств”.
С неба всё так же равнодушно сыпался снег. Ему не было дела до людей, он спешил укрыть землю от зимней стужи, и жалел разве что о том, что рано или поздно наступит весна.
И снег растает.
Гарри стоял перед зеркалом, тяжело опираясь на стену.
В зеркале отражался человек, в котором трудно было узнать шестнадцатилетнего Гарри Поттера. Сутулый, хмурый, с тёмными кругами под глазами. Между бровей залегли две угрюмых морщинки. Длинноватые чёрные патлы ещё больше подчёркивают болезненную белизну лица. Только по знаменитому красному шраму-молнии можно было понять, что это всё же он, Гарри.
— До чего ты себя довёл, милый, — звонко сообщило зеркало.
— Не до тебя сейчас, — огрызнулся Поттер и снова зло оглядел своё отражение. Оно пошло рябью, затуманилось, а затем зеркало раскололось на две части. — Вот блин. Репаро, — Гарри, чувствуя себя виноватым, указал палочкой на трещину. Она не исчезла. Тогда парень махнул рукой (корпус обойдётся и без лишнего надоедливого зеркала) и, круто развернувшись, вышел из туалета.
В коридоре царила суматоха, но далеко не весёлая. У нескольких девчонок в глазах стояли слёзы, кто-то кричал, но главное сборище народу расположилось у чьей-то комнаты. Гарри не был особо любопытным человеком, скорее, любознательным; и вообще в свете последних событий до окружающего мира ему не было дела. Но то, что кому-то, возможно, требуется помощь, звало его. “Серебряные Проклятые. Те, которые спасают. Что ж, похоже, я действительно им подхожу”, — подумал с тоской Поттер и шагнул к школьникам.
С трудом ему удалось протолкаться вперёд, в первые ряды. Шокированные ученики легко расступались, будто не веря в происходящее. Когда сцена, вокруг которой все собрались, стала видна и Гарри, он почувствовал слабость в ногах, как если кто-то наложил на Поттера Ватноножное заклятие.
Это была комната Ягуна.
Хозяин был на полу, у кровати. Вокруг всё было залито кровью.
Ягун, играющий комментатор.
Ягун, самый весёлый парень в Тибидохсе.
Ягун, который так любил Лоткову.
Ягун, дававший клятву в дружбе Тане.
Ягун, так радовавшийся новому статусу игрока сборной мира.
Ягун, единственный родной человек у Ягге.
Ягун, умеющий примирить самых яростных спорщиков.
Ягун, который на сражении спас жизнь Шурасику.
Это не вязалось с нынешней реальностью — Ягуном, который...
Нет! Этого не может быть! Он живой! Слышите? Он живой! Он будет жить!!!
Миг, ещё миг, но парень не приходит в себя. Как сломанная кукла, он лежит на полу, окровавленный, с потёками крови на лице, с разрезанными венами на руках, с закрытыми глазами.
Он живой!
Рядом с ним стоят на коленях несколько девчонок, кажется, они ходили на Лечебную магию... но они ничего не делают, просто не могут поверить...
Он живой!
Наверное, всё произошедшее за последнее время разрушило его. Сражение... Катя...
Он живой!
Сломанный, несчастный, раздавленный... но почему так?!
Он ЖИВОЙ! — вырывается последний крик надежды. Бессильной? Невозможной? Яростной? Пусть, но хоронить его ещё рано.
— Самоубийство, лопухоидным способом, сегодня, двадцать второго декабря... — казалось, эти протокольные слова уже звучали среди детей.
— Не может быть... — как сквозь вату, услышал Гарри шёпот Жанны.
— Смотрите! Кровь ещё течёт! — раздался чей-то голос. — Сердце пока бьётся!
Да, кровь текла — но медленно, словно нехотя, еле пульсирующей тёмной струёй.
Он живой. Пока ещё.
Как во сне, Гарри тяжело переступил порог. Опустился на корточки, шокированно глядя на нож и изрезанную руку.
Мальчик, что же ты с собой сделал!
Сколько крови...
К рукояти ножа Ягун прижимал что-то ещё. Записка? “Не мне её читать”, — подумал Гарри. И тут произошло НЕЧТО.
Ощущения появились такие же, как и при сражении Гарри с демоном, когда в голове из ниоткуда появилось незнакомое заклинание. Как потом воспроизвела Жанна, Aole gegemonis da electrum. Гарри опоясывали молнии, сходившиеся на точке чуть ниже впадины между ключицами. Внезапно показалось, что невыполнимых желаний нет. С трудом подавив в себе жажду экспериментов, парень выдохнул:
— Живи!
Из белого пространства вышла девушка. Она лениво поигрывала ножом Ягуна, и в глазах у неё была какая-то пугающая отстранённость.
— Почему я должна отдавать тебе свою добычу? — она оскалила небольшие клыки.
— Я... — Гарри вдруг ощутил, что вот ЕЙ-то приказывать не сможет.
— Я шла на зов добычи, и вот я здесь. Я получу свою добычу и уйду, как тому указывают Правила. Уходи с моей дороги, Проклятый, делай своё дело, которое у тебя получается.
— Но я не хочу, чтобы этот человек умирал.
— Пришло его время. Я провожаю самоубийц к Лёте, так как сами они не могут дойти. Я никогда не прихожу по ошибке, — Гарри вгляделся в её серьёзные серые глаза, чувствуя, как капля за каплей уходят две жизни — Ягуна и его собственная.
— Я могу купить ещё время для него? — запальчиво спросил Поттер.
— Как я уже сказала, я пришла за добычей и уйду с ней. Мне всё равно, кого приводить к берегам Забвенной. Хотя... — она прищурилась, — ты, наверное, вкуснее.
— То есть я могу обменять его жизнь на свою? — Гарри опустил голову.
— Да. Имей в виду: ждать десять лет я не буду, договор и исполнение прямо сейчас. Решай, Проклятый. Что ценнее — жизнь друга или своя собственная, его любовь или твоя, его душа или твоя...
— Уходи! — закричал не своим голосом Гарри, вне себя от ужаса. — Уходи, чудовище! Я изгоняю тебя!
Взгляды встретились: вспыльчивый и яростный Проклятого, и жестокий, но манящий девушки.
Казалось, в пространстве послышался лязг. Вдох, и Гарри понял, что с ЭТОЙ ему не тягаться. Молнии тускнели, блекли, а она, наоборот, смотрела всё с бoльшим триумфом.
— По-моему, я сказала тебе, чтобы ты делал своё дело, Проклятый, — она склонилась к тому, что в реальности было Ягуном. Здесь его силуэт был нечётким и дымчатым. Девушка чуть повернула голову, как будто собираясь поцеловать умирающего, но Гарри уже видел до этого её клыки.
— Нет! Остановись!
— Ты продаёшь мне свою жизнь? — с презрительным удивлением ответила она. — Ну, и что ценнее нынче по современным расценкам? Чужое или всё-таки своё?
Мысли Гарри стали похожи на молнии, по-прежнему бьющиеся вокруг него.
Что ценнее?
Гарри Поттер, мальчик-который-выжил — и Баб-Ягун, весёлый комментатор.
Жанна, бывшая некромаг и вуду — и Катя Лоткова, сошедшая с ума.
Квиддич для Гарри — и драконбол для Ягуна.
Хогвартс — и Тибидохс.
Близкие люди: Таня — и Ягге.
Боже, это нельзя мерить!
Своё или чужое?
“Поранится один — рана появится и у другого; умирает один — умрёт и другой...” — вспомнилось Гарри. Отражение, Таня Гроттер.
И Поттер поразился, как расчётливо сделал вывод его разум: не выгодно платить за одну жизнь двумя.
— Я отпускаю Ягуна, — хрипло произнёс он.
— Что ж, расценки не изменились, — хмыкнула девушка. — Мир меняется, а люди — нет. К счастью, — она сощурила глаза. — Уходи, Проклятый.
— Я пока ещё не Проклятый.
Девушка фыркнула, как будто Гарри сказал нечто забавное, и снова наклонилась над Ягуном. Чем ближе её лицо приближалось к шее, тем ярче алели её губы. Наконец, она на мгновение блеснула клыками и вонзила их в плоть.
Это было ужасно. Гарри был как прикован к такой дикой картине: девушка с длинными клыками, призрачное тело Ягуна и кровь, стекающая по груди друга.
Она хладнокровно слизнула несколько последних капель и дотронулась до лба Ягуна. Призрак начал исчезать.
Гарри почувствовал, что сейчас его вырвет. Увидеть столько крови за такой короткий промежуток времени...
— Я же сказала: уходи, Проклятый. Между прочим, о твоей психике заботилась, — сероглазая девушка вытерла губы тыльной стороной руки и тоже начала испаряться. — Да, напоследок: кто ты?
— Шарай, — хмуро ответил Гарри. — А ты?
На мгновение ему почудилась в её глазах боль.
— О. Бывшая Странница. До встречи, Шарай.
— До встречи, — Гарри мысленно пожелал себе никогда с ЭТОЙ не связываться, и его выбросило в реальность.
Сзади было много людей, гораздо больше, чем в начале. А рядом с ним стояла на коленях Ягге, разом постаревшая и обессиленная.
— Не вытащил? — тихо, на грани слышимости спросила она.
— Нет, — опустил голову Гарри.
На какое-то мгновение казалось, что сейчас эта когда-то бойкая старушка разразится тоскливым, тянущим плачем, рыданием человека, потерявшего всё, что было. Но — нет. Побелевшая Ягге протянула руку к волосам внука.
— Мальчик мой... — в глазах у неё что-то исчезло. Как будто и не было никогда в них задорных искр и любви. — Что же ты...
Гарри казалось, что прошла далеко не одна минута. А затем зашевелились ученики, по собравшейся толпе прошёл шепоток... И Ягге тяжело поднялась. Наколдовала носилки, сама, будто не замечая Гарри, подняла на них тело Ягуна, и, хромая, вышла из комнаты. Дети расступились перед ней.
Это было самое безрадостное и тоскливое зрелище, когда-либо виденное Гарри. По коридору шагала процессия, во главе которой были родственники, разлученные на целую вечность. Слёзы в глазах были у всех. Одно дело, умирать за такой родной и знакомый Тибидохс, за то, чтобы Волан-де-Морт не заполучил замок. И другое — вот так, как сейчас...
А у стен стояли Блитцовцы, провожая шествие полными страха глазами.
Гарри закрыл глаза, чувствуя дурноту. Всё вокруг напоминало ад.
(Вас снова приветствует автор. В этой проде будет встречаться такая фраза, как “верить в солнце”. Наверное, мне не удалось ловко перевести это... под «верить в солнце» понимается своего рода философия. Светит солнце — радуйся, потому что ты и мир живёте. Не каждый может улыбаться солнечному дню. Трудно сказать, чего не хватает людям, которые не способны, открыв шторы утром, рассмеяться. Но я попробовала это как-то объяснить).
) К "Саге ..." я отношусь настолько серьёзно, что прям нигде схалтурить не могу (хотя, наверное, многие наслышаны о моей способности к халтуре - она есмь притча во языцех), поэтому когда вы увидите новый фик или хотя бы его мелкую запчасть, сказать не могу. Если вы не уйдёте на пенсию и дождётесь-таки, обязательно заходите, думаю, не пожалеете. Там вас ждёт меняющийся Глеб (- Я наконец придумала, как изменить Глеба в своём фике! - И как? - Перевоспитать! - А кто перевоспитывать-то будет? - Кто, кто! Я, кто ж ещё!), будут введены пара новых сюжетных линий (а может, и не пара...), персонажи Лизы и Ваньки будут перелопачены от и до, 2/3 пророчеств уйдёт в топку, а главное - там будет много юмора вперемешку с не менее большой кучей соплей и страданий. Однажды я всё-таки найду такой стиль, который позволял бы это гармонично смешивать! Есть только один ма-а-аленький минус: когда я высчитываю, сколько лет понадобится на всё это, становится дурно. Даже если моя продуктивность возрастёт *а она не возрастёт, ибо 10-11 класс – это кошмар, летящий на крыльях ночи*, всё равно со своей манией писать, потом переписывать, потом переписывать переписанное, потом забрасывать всё нафиг, потом опять переделывать и под конец обессиленно выдавливать уже хоть что-нибудь, лишь бы отделаться, трудиться мне ещё и трудиться! Контактной информации не оставляю, она натыкана везде, где только можно, захотите - найдёте. Хотя после "Саги ..." я планирую уходить из фанфикшена, но из Интернета я пропадать не собираюсь. Вот. Объявление закончено. Ждите и надейтесь!
